Сиджвин

В крепости Меропид, огромной тюрьме на дне океана, лазарет Сиджвин — одно из немногих мест, круглые сутки открытых для всех посетителей без исключения. Если стражнику, среди ночи обходившему крепость с дозором, вдруг стало плохо, подоспевшие товарищи отведут его в лазарет, а там его будет ждать горячее питьё и больничная койка, застеленная свежим бельём. Если в обед кто-то из преступников, надорвавшись от работы, потеряет сознание прямо за столом, то, очнувшись в лазарете, он увидит на прикроватной тумбочке термоконтейнер с горячей едой… И улыбка Сиджвин будет одинаково сиять каждому, прогоняя страх и усталость, чтобы больные спокойно лечились и восстанавливали силы. Все обитатели крепости Меропид восхищаются самоотверженностью Сиджвин и недоумевают, почему старшая медсестра с таким пылом ухаживает за своими пациентами. Ведь жизнь в крепости Меропид — наказание, и даже молодые, полные сил стражники, прослужив здесь некоторое время, обязательно просят отпуск. А пока Ризли не стал управляющим, Сиджвин очень редко уходила в отпуск. И в лазарете всегда горит свет, словно Сиджвин вовсе никогда не нужен отдых… Ни заключённые, ни стражники не понимают, в чём кроется причина такой самоотверженности. «Наверное, она ангел, спустившийся с небес, чтобы заботиться о нас?» — так сказал сам себе один заключённый, увидев крылышки за спиной Сиджвин, и его слова оказались быстро подхвачены большинством обитателей крепости Меропид. Лучи солнца не могут проникнуть сквозь толщу воды, и Сиджвин стала «солнышком» крепости Меропид, которое приносит свет и тепло в эту сырую и мрачную тюрьму. Чтобы отблагодарить «ангела» за доброту и заботу, к своду многочисленных правил крепости Меропид стражники добавили ещё одно «негласное правило»: если кто-то из преступников выкажет неуважение к старшей медсестре, его будет ждать дополнительное наказание. И преступники придерживаются схожей договорённости: когда в крепость поступает какой-нибудь отпетый бродяга, сокамерники сразу делают ему «предупреждение» и дают понять, что в крепости есть фигура, которую обижать крайне не рекомендуется. Сиджвин ничего не знает о правилах, которые появились в крепости благодаря её присутствию, она продолжает исполнять свои обязанности точно так же, как и раньше. Но иногда кто-нибудь из любопытных больных спрашивает её: «Старшая медсестра, неужели вам так нравится сидеть здесь и ухаживать за пациентами? Как вам до сих пор не прискучила эта работа?» В ответ Сиджвин всегда хмурит брови, словно недоумевая, как такой вопрос вообще мог прийти в голову: «Гм… Ты когда-нибудь держал дома котят? Вот ты заботишься о них, наблюдаешь за ними, умиляешься… Это ведь настоящая радость. Разве может она надоесть или прискучить?» После такого ответа заключённые чаще всего думают, что ослышались. А когда пересказывают слова Сиджвин своим товарищам, те в ответ только фыркают: «Ерунда какая! Нет, всё дело в том, что она ангел, котята тут ни при чём!»

В первое время после того как Сиджвин заступила на пост старшей медсестры, заключённые крепости Меропид нередко губили своё здоровье работой. Наступало время отдыха, но многие заключённые продолжали работать сверхурочно, хотя никто их к этому не принуждал. Возможно, они хотели заработать дополнительные купоны, чтобы потом за пару дней весело их прогулять или сделать ставки на турнире по панкратиону, но система премиальных купонов подвигала многих заключённых жертвовать своим здоровьем в погоне за удовольствиями. Сиджвин прекрасно видела, что происходит, но могла только недоумевать и беспомощно разводить руками. В её понимании «усталость» тоже своего рода болезнь, вот только некоторые люди страдают этой болезнью по собственной воле. «Раз это болезнь, надо придумать лекарство, которое её прогонит». Так Сиджвин стала искать целебное сырьё и в конце концов приготовила лекарство, которым осталась вполне довольна. Ей казалось, что лекарство получилось одновременно питательным и очень вкусным, оно совершенно точно должно помочь больным, чьё здоровье оказалось подорвано чрезмерной работой. Но когда Сиджвин впервые предложила своё лекарство пациенту, бедняга изменился в лице и наотрез отказался его принимать. Сиджвин не знала, что и думать, она обращалась за советом к разным людям, и в конце концов один заключённый, на свободе служивший шеф-поваром, объяснил ей, в чём дело. «Уважаемая медсестра, тут всё просто… У этого растения такие отвратительные корни, что при виде их люди разом теряют аппетит. Но настоящий повар даже из самого отвратительного ингредиента сможет приготовить отличное блюдо». Сиджвин не могла согласиться с поваром насчёт того, что ингредиенты в её лекарстве «отвратительны», но всё же была благодарна ему за предложенную помощь и принесла ингредиенты, которые собрала для своего лекарства. Увидев перед собой эти самые ингредиенты, повар долго молчал. «Уважаемая медсестра, я сделаю всё, что в моих силах. Только у меня есть к вам одна просьба… Когда в следующий раз будете передавать мне ингредиенты, постарайтесь сделать так, чтобы никто этого не видел». Сиджвин плохо понимала беспокойство шеф-повара, но он смотрел с такой мольбой, что она пообещала исполнить просьбу. Дальше она назвала своё лекарство «питательным блюдом» и добавила его в скрытое меню тюремной столовой. Если кто-то из заключённых переутомился на работе, на другой день на столе перед ним обязательно появится питательное блюдо от Сиджвин.

После назначения Сиджвин старшей медсестрой ни для кого уже не было секретом, что она мелюзина в облике человека. А скоро эта новость вышла за пределы крепости Меропид. Ходили слухи, что Сиджвин — полукровка, дочь человека и мелюзины, но все фонтейнцы, обсуждавшие подобную версию, скоро получили строгое предупреждение от Сумеречного двора. Самому юдексу Нёвиллету пришлось выступить с опровержением нелепых слухов, «дабы остановить распространение оскорбительной молвы». Была и другая версия, дескать, Сиджвин носит специальную маску и перчатки, чтобы меньше отличаться от людей. Но эта версия скоро была отвергнута: времена, когда люди не хотели знаться с мелюзинами, давно ушли в прошлое, теперь Сиджвин вовсе не нужна такая маскировка. Пытаясь обернуть любопытство публики себе на пользу, газеты отправили своих репортёров в крепость Меропид, чтобы взять у Сиджвин эксклюзивное интервью. «Не сочтите за дерзость наш вопрос, но почему у вас такая внешность?» — журналисты старались подбирать слова, чтобы не обидеть мелюзину, но их напор говорил сам за себя. Тщательно обдумав вопрос, Сиджвин рассказала журналистам историю, сплетённую из давних воспоминаний…

Во времена, когда людей и мелюзин отделяла друг от друга стена из недоверия, жила одна девочка, которая согласилась дружить с мелюзиной. Потом девочка серьёзно заболела, и Сиджвин быстрее других докторов примчалась ей на помощь. Но родители девочки даже не пустили Сиджвин на порог — и всё потому, что она была мелюзиной. В отчаянии Сиджвин обратилась к страшной ведьме, чтобы та помогла ей спасти больную подругу. Испытав решимость Сиджвин, ведьма дала ей выпить зелье, настоянное на грехе. Зелье подарило Сиджвин человеческий облик, и она смогла спасти больную девочку.

Дослушав историю, журналисты растерянно переглянулись. «Уважаемая медсестра, вы рассказали нам детскую сказку…» — «Это правда». Заглянув в глаза Сиджвин, журналисты снова растерянно переглянулись. Все они были профессионалами, которые моментально чувствовали ложь в словах интервьюируемого. Но в глазах Сиджвин они не видели фальши и обмана. В итоге журналисты вернулись в свои редакции с пустыми руками, и история Сиджвин так и не увидела свет (очевидно, журналисты решили, что она не сможет удовлетворить любопытство публики). С тех пор люди в окружении Сиджвин уверились, что перемена внешности — секрет, который ей не хочется обсуждать, и договорились между собой больше не задавать ей неудобных вопросов. Пожалуй, одна Сиджвин знала, что никогда не скрывала правды, просто вся правда к тому времени ещё не была ей открыта.

Оказавшись в крепости Меропид, Сиджвин не прерывала переписки с Нёвиллетом. Она подробно отвечала на каждое письмо Нёвиллета и, чтобы ему не было так скучно сидеть во Дворце Мермония, иногда рассказывала в письмах о каких-нибудь любопытных происшествиях, случившихся в крепости. «Уважаемый месье Нёвиллет, у меня всё хорошо. На днях получила посылку с медикаментами — большое спасибо за помощь с доставкой! У нас произошло новое интересное событие: один паренёк, совсем недавно попавший в заключение, поставил на место здешнего царька, который давно забыл о правилах приличия. Вот только в результате мальчик оказался ранен… Он ещё совсем ребёнок, но характером твёрже любого взрослого: когда надо было зашить раны, отказался от анестезии, твердил, что хочет оставаться в сознании…» На этот раз ответ от Нёвиллета пришёл намного быстрее обычного — похоже, он узнал паренька, о котором писала Сиджвин, и попросил её о нём позаботиться. И хотя тон письма Нёвиллета оставался сухим и официальным, Сиджвин почувствовала, что молодой человек чем-то важен юдексу. С тех пор ни одно письмо Сиджвин не обходилось без упоминания о юноше.

«Уважаемый месье Нёвиллет, сегодня он снова подрался и был ранен. И как всегда отказался от анестезии… Но я украдкой подмешала анестетик ему в чай, зашью раны, когда он крепко уснёт. Раньше, пока я шила раны, он ни разу даже не пикнул, но я знаю, что ему очень больно». «Уважаемый месье Нёвиллет, он по-прежнему отказывается от моих молочных коктейлей, а ведь они так полезны для здоровья…» «Уважаемый месье Нёвиллет, он очень подрос за последнее время. Наверное, теперь он даже Вас обогнал ростом…» «Уважаемый месье Нёвиллет, в прошлом письме я уже сообщала, мы нашли похищенные медикаменты, а всё благодаря его помощи. Кажется, в крепости не осталось ничего, что могло бы укрыться от его взгляда…» «Уважаемый месье Нёвиллет, если следовать Вашим распоряжениям из последнего письма, теперь я должна называть его «ваша светлость»?»

…

Прошло много лет, юноша по имени Ризли стал новым управляющим крепостью Меропид и однажды он случайно выяснил, что Сиджвин давно состоит в переписке с Нёвиллетом. «Я так и думал, что наш дорогой юдекс приставит ко мне шпиона». «Зачем вы так? Я писала о вас Нёвиллету только потому, что ваша судьба была ему отнюдь не безразлична». Ризли был явно не согласен с версией Сиджвин, но, вместо того чтобы спорить, рассказал, каково ему приходилось на свободе. От голода у бедняги подводило живот, он подбирал газеты, которые люди бросали на улице, и просматривал все объявления подряд, пытаясь найти возможность заработать хоть несколько грошей. Но помог Ризли отнюдь не месье Нёвиллет, которому так небезразлична его судьба, а одна добрая мелюзина в офицерском звании. Если бы она тогда не дала ему бесплатной еды, он бы попросту умер от голода. «А наш юдекс никогда не проявляет заботу… Точнее так: не может проявлять заботу о ком-либо, это одно из ограничений, которые он обязан был принять, вступая в свою должность. В проявлении заботы любой из подчинённых юдекса чувствует себя свободнее его. Но не думайте, я не возражаю против вашей переписки. Можете писать ему о чём угодно. Будем считать, что это одно из ограничений, к которым обязывает меня моя должность». Сиджвин не стала даже пытаться оспаривать точку зрения Ризли, потому что попросту не ожидала, что славящийся своей проницательностью управляющий придёт к таким неверным выводам.

Давным-давно, когда мелюзины только вышли на поверхность воды, многие из них приносили дары людям, пытаясь расположить их к себе. Но этим обычаем стали пользоваться дурные люди, и многие мелюзины оказались в опасности. Тогда Нёвиллет собрал всех мелюзин и настрого запретил им делать людям подарки. Так что если бы не особое поручение от Нёвиллета, та мелюзина ни за что бы не стала давать Ризли еду. Всё тщательно обдумав, Сиджвин достала бумагу и начала писать: «Уважаемый месье Нёвиллет, наконец мне удалось узнать секрет, о котором не знает даже он…»

Для Мелюзин человеческое рождение, жизнь, болезни и смерть всё равно что восход и заход солнца — абсолютно естественная вещь. Это первое, что уясняет мелюзина при попытке понять людей, ведь в этом и заключено главное между ними различие. Но у многих из них на этом понимание людей и ограничивается. Выйдя из воды, мелюзины получили от людей лишь настороженность и неприятие, и потому отказались от слишком долгого изучения короткой человеческой жизни и снова ушли под воду. В отличие от большинства из них, любопытство Сиджвин к людям удержало её здесь и привлекло внимание к одной из форм магии, известной как «медицина». Говорят, что эта магия так удивительна, что способна поколебать естественный ход жизни и смерти. Сиджвин мечтала овладеть этой магией, полагая, что она устранит разрыв между мелюзинами и людьми, позволив им по-настоящему понять человечество и вписаться в него. К сожалению, тогда мелюзины только начинали жить в человеческом обществе, никто не понимал идей Сиджвин и не хотел учить её медицине. Так было до тех пор, пока странствующий врач, которого маленькие дети называли «ведьмой», не встретила её и не выслушала её мысли в полном объёме. «Вот так ты представляешь себе медицину? Какое ребячество!» Сиджвин молча выслушала отповедь «ведьмы», готовая к тому, что её снова отвергнут. Но «ведьма» лишь метнула строгий взгляд детям, пытавшимся дразнить Сиджвин, и поманила её за собой. «Лучше пойдём со мной, я дам тебе правильный ответ». Так Сиджвин получила свой собственный сундучок с лекарствами и стала учиться искусству врачевания у «ведьмы». «Ведьма» оказалась и искусным врачом, и преданным учителем. Не было такой болезни, которую она не могла бы вылечить, и не было такого умения, которому она не могла бы научить. Пока они вдвоём путешествовали по Фонтейну, Сиджвин научилась готовить всевозможные зелья, овладела искусством использовать истории о привидениях, чтобы пугать детей и заставлять их пить лекарства, и стала называть «ведьму» наставницей. Однажды «ведьма», которая была странствующим врачом, снова остановилась у больного и попросила Сиджвин помочь ей. «Учитель, какое лекарство может вылечить больного на этот раз?» — «Его уже не вылечить, просто дай обезболивающее». Сиджвин впервые услышала такой ответ от своей наставницы, и, хотя она была в шоке, приготовила зелье, как ей было сказано. Она наблюдала, как постепенно больной успокоился, простился с семьёй и мирно ушёл. Ночью учительница и ученица снова отправились в путь. «Наставница, есть ли в этом мире болезни, которые вы не можете вылечить?» — «Много. Даже с развитием медицины всегда есть болезни, которые нельзя вылечить». — «Тогда в чём смысл медицины?» — «А в чём смысл человеческого существования? Ведь все люди рано или поздно умирают». Встречный вопрос наставницы Сиджвин поняла, но не до конца. Она вспомнила только что пережитое прощание и попыталась найти ответы в своих воспоминаниях: «Улыбки на их лицах? Слезы на их лицах?» На серьёзном лице наставницы появилась добрая улыбка, которую редко можно было увидеть: «Пусть пока этот вопрос останется без ответа. Когда узнаешь ответ, поймёшь и медицину, и человечество».

«Все люди Фонтейна изначально были океанидами, и их тела растворяются в воде Первозданного моря». Тот потоп смыл все грехи, которые несли фонтейнцы, и открыл эту шокирующую истину. Сиджвин поняла из неё гораздо больше, чем подавляющее большинство фонтейнцев. Позаботившись о заключённых, которые пострадали во время наводнения, она вернулась в крепость Меропид и достала письмо, которое веками лежало запечатанным в стеклянной банке. «Итак, ты, как мы и договаривались, вскрыла письмо, когда поняла всё, что так долго беспокоило меня, верно? Впрочем, мне не стоит беспокоиться, ты всегда делаешь так, как я говорю, и всегда безоговорочно доверяешь мне. Поэтому здесь я хочу извиниться перед тобой за то, что в конце концов обманула тебя. Странная болезнь, которую я обнаружила, проявляется в растворении человеческого тела, когда все ткани исчезают, оставляя после себя лишь жидкость, абсолютно идентичную чистой воде. Даже использовав себя в качестве подопытной, я зашла в тупик и не смогла найти ответа в этой жидкости на вопрос, как вылечить эту странную болезнь, а лишь совершила бессмысленное открытие: смешав эту жидкость с некоторыми особыми ингредиентами, я получила зелье изменения внешности, которым могут пользоваться исключительно фонтейнцы. С его помощью они могут стать практически кем угодно. Я считала это открытие бессмысленным, пока ты не нашла меня и не рассказала о своей подруге, которую тебе не дали спасти из-за того, что ты мелюзина. Я вдруг поняла, что тело мелюзины тоже может каким-то образом воспринять эффект этого зелья, и что из моих бессмысленных попыток ещё может выйти что-то путное. Поэтому я солгала тебе: зелье, оставленное на столе, было не каким-то чудесным эликсиром, а единственным подарком, который я могла оставить тебе после того, как растворилась. Будем считать, что это тоже своего рода лекарство. Прямо как я тебя учила: надо прибегнуть к некоторым уловкам, чтобы заставить ребёнка выпить лекарство, да ведь?» Прочитав письмо, Сиджвин снова пришла на место, где всегда вспоминала о своей наставнице. Теперь она знала всю правду. Здесь не было надгробия наставницы, лишь обычный берег. Сиджвин не нашла тогда останков учительницы, и, убедившись в её исчезновении, смогла лишь положить в символическую могилу одежду. Прошли сотни лет, и тот курган уже давно был затоплен поднявшимися водами. Сиджвин не обижалась на наставницу за ложь, потому что чувствовала тепло этой «лжи» каждый раз, когда касалась ладонями своих щёк. «Спасибо, наставница». Сиджвин положила письмо на воду и долго смотрела, как оно уплывает.

Когда главный корпус Исследовательского института Фонтейна ещё не поднялся в небо, учёные брались за проекты, не связанные с их собственными исследованиями, в обмен на разные гранты. Эти проекты были в основном скучными и неинтересными, но терпимыми жертвами ради того, чтобы привлечь спонсоров. Но бывали и такие, которые были откровенно нелепыми, настолько, что исследователи считали сокращение финансирования предпочтительнее их выполнения. Однажды появилось одно из таких заданий, и заняло почётное место на доске объявлений. «Срочно! Разработка специального медицинского аппарата.

Требования:

1. Портативный, небольшого размера, достаточно лёгкий для переноски человеком с телосложением маленького ребёнка.

2. Должен содержать все необходимые медицинские инструменты для оказания скорой помощи (если существующие приборы не соответствуют этим требованиям, необходимо создать новые).

3. Должен содержать функцию, с помощью которой можно проводить плановые медицинские осмотры.

4. Должен иметь симпатичный дизайн».

Собравшиеся у доски хмурили брови, читая объявление, и в итоге не смогли сдержать гнева. «Что это за заказ? Требования и так строгие, так они ещё и друг другу противоречат! Симпатичный дизайн? Мы что, производители игрушек?» Но человека, повесившего объявление, гневные отзывы ничуть не смутили: «Заказчик — мелюзина, старшая медсестра из крепости Меропид». Исследователи, которые только что были воплощением возмущения, хранили гробовое молчание, пока кто-то вдруг не нарушил его возгласом: «Мы участвуем! Никаких преференций для тех, кто на смене! А те, кто только что жаловался, автоматически выбывают из конкурса!» Через месяц Сиджвин получила желаемый продукт, и с тех пор этот медицинский набор в форме сердца всегда висит у неё на бедре, куда бы она ни пошла, фактически став её визитной карточкой. Если бы и могла она найти хоть какой-то недостаток в разработке учёных, им было бы абсолютно невыговариваемое название — «Мелюзин-специализированный интегрированный портативный лечебный аппарат».

Сиджвин — искусный медик. С тех пор как она попала в крепость Меропид, ей почти никогда не приходилось сталкиваться с болезнью, которую она не могла бы вылечить. А с ростом числа спасённых ею людей росло и всеобщее уважение к ней. Если она даёт медицинский совет, ему будут следовать самым серьёзным образом. Но всё же было одно исключение. Это был заключённый по кличке Кремень, а настоящего его имени никто не знал. Знали только, что он отбывает своё наказание уже много лет, и было оно такое долгое, что и старость свою ему предстояло провести под водой. Тело его с каждым днём становилось слабее, но он всегда отвергал лечение Сиджвин. «Отстань от меня. Никто не может меня вылечить», — такими словами отказывался он от лечения каждый раз, когда она пыталась провести ему медосмотр. В конце концов ей пришлось воспользоваться своими связями в тюремной администрации, чтобы с помощью нескольких охранников затащить его на больничную койку. Так начался запоздалый осмотр, но результат был неутешительным — болезнь старика давно стала неизлечимой, и Сиджвин при всем своём мастерстве ничего не могла сделать. «Видишь? Я же тебе говорил!» — торжествующе закричал Кремень, глядя в её разочарованные глаза, но его смех был задушен хрипом и кашлем, изо рта потекла кровавая жижа, и он потерял сознание. После этого высокомерный старик оказался прикован к постели. И впервые Сиджвин почувствовала себя узницей в этом уже таком знакомом лазарете. Не знала она, что делать, кроме как наблюдать, как проходят последние дни Кремня. Но она заметила, как он постоянно смотрит на определённую дату в календаре, какой-то странный свет упрямо мерцает в его давно потухших глазах. «Даже с развитием медицины всегда есть болезни, которые нельзя вылечить. Тогда в чём смысл медицины?» — Сиджвин вспомнила вопрос, который она когда-то задала своей наставнице, и вдруг поняла, что сейчас она может найти последнее слагаемое, необходимое для ответа на этот вопрос. Она подошла к постели Кремня и вновь обратилась к нему с приглашением: «Моя наставница однажды сказала мне, что величайший долг врача — не лечить все болезни, а стараться вылечить то, что он может вылечить. Так что позволь мне помочь тебе». — «И есть что-то во мне, что ты можешь вылечить?» — «Верно. Твою неспособность продержаться до того дня». Он в шоке уставился на неё, но всё же был покорён решимостью в её глазах. В последующие десять с чем-то дней он пил все смеси, которые она готовила, хотя и ворчал. Состояние его не улучшалось, а кровохаркание только усиливалась, но каким-то чудом он прожил дольше срока, отмеренного ему болезнью, и добрался до дня, отмеченного в календаре. В тот день в лазарет пришла мать с сыном. Сын занимался торговлей в Ли Юэ, и это был самый ранний срок, когда он мог вернуться в Фонтейн. Поначалу он упрекал Кремня за то, что тот был плохим отцом, но искреннее раскаяние старика растрогало его так, что он бросился к его постели, залился слезами, а потом с улыбкой проводил Кремня в последний путь… После похорон Кремня Сиджвин получила от его вдовы и сына подарки. И когда она собиралась раздать эти подарки своим пациентам, взгляд её наткнулся на что-то блестящее в коробке. Это был совершенно новый Глаз Бога, как будто сами боги видели все её деяния и тоже послали свой подарок. Но она не слишком обрадовалась этому сюрпризу, восприняв его как ещё одно дополнение к ответу. Как бы она хотела, чтобы наставница была сейчас здесь! Тогда бы она смогла наконец дать ей свой ответ: «Улыбки на их лицах! Слёзы на их лицах!»